Двадцать лет ожидания. История знакомства №25

Когда я только соглашалась на этот проект, я даже не представляла себе, насколько это будет необычно. Исходя из двенадцати типов личности и возможных совместимостей между ними, мне предстояло проработать 48 разных историй. Это своего рода 48 проявлений любви, которые зависят от особенностей характера, активности, страхов, защит и много чего ещё. Более того, для каждой из этих историй требовался хотя бы один живой пример, то есть, по паре человек соответствующих характеров, которые умудрились успешно построить отношения. 

И если с так называемыми "максимально гармонирующими парами*", которых мы подбираем через клуб знакомств, дело обстояло проще, то второсортные** и крайне редкие утопические союзы*** приходилось искать по родне и знакомым, а потом, несмотря на замену имён, просить у всех героев разрешение на публикацию.

*Максимально гармонирующая пара - такое сочетание типов личности, при котором требуется минимальная осознанная работа над отношениями.

**Второсортный союз - союз, при котором для успешной жизни нужно уметь договариваться, либо иметь определенный регламент.

***Утопический союз - союз, при котором отношения развиваются очень сложно, проблемно, несмотря на формальную совместимость типов. Здесь проще оставаться друзьями.

Из психоаналитической теории

Часто люди реагируют на эти истории словами, что герои психи, странные или идиоты. Чаще это происходит из-за различий характеров "критиков" с героями. И да, действительно, в некоторых случаях действия героев могут показаться странными или невротичными, но на самом деле они иначе не могли - такие уж у них характеры. Самое интересное то, что некоторые пары могут казаться совершеннейшими невротиками, но при этом гармонировать и быть счастливыми. Другие сложились только благодаря вмешательству извне. А есть и те, что держатся вместе вопреки всему и всем, кто их пытается развести. Примерно такими являются Томас и Ева. 

Томас был довольно "проблемным" ребенком - гемофилия заставила родителей более пристально следить, чтобы мальчик лишний раз не бегал во дворе и ни обо что не стукнулся. Это не мешало ему активно хулиганить и со всей своей детской наивностью исповедоваться в своих хулиганствах батюшке в местной церкви, который, в свою очередь, охотно нарушал таинство исповеди, и докладывал обо всём его родителям. Когда Томас превратился в рослого и слегка угловатого мужчину, очень похожего на тогда ещё не рождённого Дэниэла Рэдклиффа, он, казалось, забыл повзрослеть. Он с детским энтузиазмом брался за любые хобби от рисования до вышивки крестиком. Во время обучения в педагогическом институте он по следам одного из профессоров увлекся индуизмом и притащил домой огромную статую Ханумана - бога обезьян, сына бога Ветра, приносил ему подношения и фанатично рассказывал всем, какой Хануман молодец и сколько он всего в своё время натворил. Дети в младших классах Томаса боготворили, ибо он был тем редким учителем, который говорил с ними на их языке и понимал их, как никто, а друзья поражались его запасу сил и воодушевления. Он был таким ярким фейерверком идей, пошлых анекдотов, жизненных баек и прочего веселья с совершенно незамутненными излишними заботами глазами. Жизнь была прекрасна и чудесна, пока он не встретил Еву. После встречи жизнь стала ещё прекраснее: он обрёл в ней цель.

Ева тоже была учительницей. Она с полной ответственностью подходила к своей работе и видела в ней свою миссию, своего рода служение человечеству. Всегда с иголочки одетая, с идеальной осанкой, будто её к палке привязали, она не показывала ни одной лишней эмоции, логично и основательно подходя к любому делу. Она была из тех, кто всегда видел не проблему, а её решение, и кто всегда знала, что нужно делать. Дети обожали её за её преданность им, готовность выслушать и справедливость, а вот коллеги считали её слишком упертой и категоричной, слишком вовлекающейся; к тому же на её фоне они рисковали выглядеть хуже, чем они о себе думали.

Они познакомились на каком-то семинаре по повышению квалификации. Ева не сразу поверила, что вот этот юнец с восторженным взглядом и ворохом никому не нужных идей - на самом деле её коллега по работе, а не студент-практикант. Зато Томас с восторгом смотрел на шикарную, уверенную в себе и невероятно умную женщину. Ева почти смирилась с ролью изгоя, которого почти никто не понимает, она привыкла в одиночку отстаивать свои принципы и натыкаться на раздражение и неприятие, поэтому реакция Томаса её поразила. Распахнув рот, он слушал её размышления и воодушевлялся всё сильнее и сильнее.

- «Да-да, вот, именно так и надо во всех школах сделать!» - воскликнул он, когда она позволила себе высказать ещё одно замечание, - «нам надо непременно написать письмо в соответствующие инстанции! Я на следующее свидание с блокнотом и ручкой приду, и мы всё подробно запишем! Кстати, где бы ты хотела его провести?»

- «Ты так говоришь, будто я уже согласилась на свидание с тобой...» - заметила Ева.

- «А, разве нет? Тогда срочно соглашайся, иначе письмо с твоими гениальными предложениями никогда не будет написано!»

- «Тебе хоть лет то сколько?»

- «Двадцать три!»

- «Ох... А мне тридцать семь... Ну, куда тебе свидание...»

- «Хочу! Ты же идеальная женщина, прекрасная и сексуальная!»

Это был совершенно искренний, детский напор, не допускающий даже возможности отказа. Томас смотрел на неё, широко раскрыв глаза и распахнув рот. Он не сдавался, продолжал уговаривать её и романтично завоёвывать её внимание. И в итоге Ева не выдержала и согласилась на эти отношения.

Томас был вне себя от счастья. Он боготворил её, поддерживал, был невероятно романтичен, дарил ей цветы, писал её портреты и всеми силами старался удовлетворить. Такого буйного и пылкого любовника у неё никогда не было. При этом он с обожанием заглядывал ей в рот, когда она начинала "умничать" и "менторствовать", всегда ставил её мнение на первое место и восхищался тем, что она так уверена в себе, знает чего хочет и прочими качествами, которых она привыкла стесняться.

- «Он же тебе в сыновья годится! Роди себе нормального ребенка от нормального мужика...» - советовали коллеги по работе, чем только усиливали её упрямство.

- «Он и есть нормальный мужик!» - гордо заявляла она, размышляя о том, что до сих пор ни один другой "нормальный" мужик её так хорошо не понимал и не поддерживал. Другие мужики пытались её подчинить, заткнуть, доказать, где и как она непременно не права, и только Томас восхищался её идеями и соглашался с её правотой. И почему он единственный мог видеть очевидные вещи?

Тем временем, Томасу было не легче. Еву не воспринимали ни его друзья, с которыми он вырос, ни его родители. Внезапно тот самый безбашенный и далёкий от взросления Томас почувствовал себя взрослее и ответственнее всех своих друзей - у него было высшее сокровище, его священный Грааль, его муза и вдохновение. И он был готов за неё бороться, не то, что эти легкомысленные шутники, не знающие, что такое Любовь...

- «Мама, я хочу на ней жениться, благослови», - Томас знал, что мать против, но надеялся до последнего их с Евой примирить.

- «Пока я жива, ноги её в этом доме не будет, и ты на ней не женишься!» - отрезала мать. Спорить было бесполезно.

Но важен ли легальный статус, когда речь идёт о любви? Томас с Евой обсудили это, и Ева с тяжёлым сердцем согласилась подождать. Она вообще не верила, что просто так ей может быть хорошо, да и не просто так тоже. Ну не могло всё раз, и решиться. Значит, во имя их с Томасом любви им придется потерпеть. Зато они были друг у друга. И ожидание продлилось почти двадцать лет.

Томас носился, как ошпаренный, разрываясь между матерью с сестрой, своими друзьями молодости и Евой. С её подачи он разработал своего рода регламент, в какие дни где он был. Иногда он играл на публику, что он её побаивается, иногда с упоением играл роль подкаблучника, а иногда подкаблучника, который бунтует, но он ни за что, ни при каких условиях от Евы бы не отказался.

Со временем мать с сестрой поняли, что чем больше они критикуют Еву, тем крепче Томас за неё держится, и перестали говорить о ней вовсе. Томасу это было только на руку. Он учился у Евы уверенности в себе, твердости в сдерживании обещаний, менее эмоциональному и более логическому подходу к жизни. Ева же не переставала удивляться тому, насколько хрупкой и женственной она себя чувствует рядом с Томасом. И его восторг, и её забота за двадцать лет ничуть не преуменьшились.

А через почти двадцать лет умерла мать Томаса. И Томас, выждав положенный срок траура, сделал Еве предложение руки и сердца.

К подготовке свадьбы они подошли максимально ответственно: и подготовка, и паника заняли год, причем Ева занималась больше подготовкой, а Томас - больше паникой. Были выбраны и место для венчания (в красивом горном монастыре), и для торжественного ужина. Ева три месяца искала подходящее платье, а в итоге отчаялась и самостоятельно разработала дизайн, внимательно следя, чтобы швея нигде ничего не напутала. Всё пробные прически и макияжи, выбор свидетелей, поиск музыкантов, всё нервные срывы, когда что-то с первого раза не получалось... Томас пребывал в святой уверенности, что дьявол самолично зачем-то вознамерился помешать им узаконить их отношения и спастись от геены огненной после двадцати лет внебрачной связи. Дьявол или нет, но чем ближе был день свадьбы, тем чаще и громче они ссорились и ругались. Впрочем, это не убавляло их решимости. В очередной раз разругавшись и дуясь друг на друга, каждый из них всё же звонил и цветочнице для организации украшений, и в копи-центр для печати приглашений, и тащил коробки с вручную подписанными приглашениями на почту, чтобы разослать их всем знакомым. И только накануне свадьбы всё как рукой сняло. Внезапно оба успокоились и наступила тишина.

В день свадьбы они с самого утра разбежались готовиться. Пока Еву красили, причесывали и одевали, Томас нервно хватался за электронную сигарету, доставая всех нытьем, а что будет, если на вопрос "берет ли Ева его в мужья" она скажет "Нет", они же столько ссорились при подготовке к свадьбе. Убедить его, что после двадцати лет вместе ответ может быть только один, было невозможно. Томас всегда был эмоционален, но сейчас эмоции зашкаливали основательно. Он потел, суетился, бегал взад-вперед, снимал и снова одевал свой парадный пиджак и никак не мог найти себе места, проверяя, где установлена старинная кассетная видеокамера, работает ли компьютер свидетеля, готовы ли музыканты играть, достаточно ли зарядки у фотографа...

- «Она решила не приезжать!» - заскулил Томас.

- «Я такси видела», - возразила я,

- «Иди, позови... Нет! Будь тут! Эй, мисс! Where is Eva? Call her… Please..» .- Томас в итоге послал за своей невестой нанятую фотографа. Девушка оказалась австралийкой и владела только английским. Та ушла и тоже, как ни странно, не вернулась. Томас бледнел на глазах, а его рубашка выглядела так, будто он принимал душ прямо в ней.

- «Я схожу!» - не дожидаясь возражений, свидетель со стороны жениха сорвался с места.

Когда он вернулся, вернулись все. Фотограф, которая сказала Еве, что все уже в церкви, Ева, которая решила, что ей сообщают, что всё под контролем, а не что её зовут прийти, и даже свидетельница со стороны невесты, на ходу пытающаяся закрепить фату. Музыка заиграла, Ева грациозно зашла в церковь, австралийская фотограф защелкала на бешеной скорости, делая побольше разных фотографий.

И в решающий момент Ева сказала "Да".